В "Уцелевшем из Варшавы" Шёнберг изобразил восстание в Варшавском гетто, и использовал музыкальные и словесные приемы для того, чтобы показать процесс возвращения к человеку памяти. Шёнберг написал не только музыку, но и либретто: оно повествует о человеке, который пережил Холокост и пытается вспомнить о том, что произошло в Варшавском гетто. В прологе рассказчик говорит: "Я не могу вспомнить всего. Должно быть, большую часть времени я провел без сознания. Лишь один момент врезался в память, старая молитва, которой они столько лет пренебрегали, забытая вера!"
Затем рассказчик описывает условия жизни в гетто и случай, когда несколько немецких солдат жестоко, почти до смерти, избили группу еврейских заключенных. В финале узники исполняют молитву "Шма, Исраэль", эта молитва становится средством музыкального выражения еврейского солидарности и сопротивления, направленных против нацистских захватчиков. Хотя "Уцелевший из Варшавы" является двенадцатитонным произведением, музыкальный язык этой кантаты напоминает ранние экспрессионистические пьесы Шёнберга, например, психологическую одноактную оперу 1914 года "Ожидание" (нем. Erwartung). Героиня этого произведения находит тело своего зверски убитого возлюбленного и погружается в свои мысли и воспоминания. Как отмечает О.В. Нейбор "в этом произведении нет никаких временных рамок: прошлое и настоящее сосуществуют и соединяются в подсознании женщины, как страх, желание, ревность и нежность сплетаются друг с другом в запутанной противоречивой эмоции". Герой "Уцелевшего из Варшавы" также сомневается в своей памяти, поврежденной психологической травмой. Либретто воспроизводит эти мнемонические разногласия с помощью текстовых пауз, семантические фразы разрываются на фрагменты, многоточие заменяет легко угадываемые слова, а времена в речи героя путаются без причины. Шёнберг инсценирует одновременность нейтрального рассказа и мучительно прорывающейся памяти, заставляя своего героя говорить по-английски, как будто он выступает перед международным трибуналом, но при этом цитировать "фельдфебеля" на берлинском диалекте.
Образы, рождающиеся в подсознании рассказчика, музыкально представлены с помощью более абстрактных "волн памяти" через драматические изменения между динамическими, тембровыми и текстовыми противоположностями. Время от времени музыкальные лейтмотивы, такие, как звук трубы по утрам, предваряют их текстовое выражение, и это производит впечатление, будто слова рождены музыкальной памятью. В другом случае текст и музыка тесно переплетены, как бы показывая, что рассказчик возвращает свою память в "реальное время". Наиболее поражает переход от экспрессионистической техники вокала на грани пения и речитатива (форма "речепения", которую композитор записал нотами через счёт) к хоровому исполнению "Шма, Исраэль". Если "речепение" обозначает текстовое и музыкальное воспоминание самого героя (Уцелевшего), то финальная песня призывает зрителей обратиться непосредственно к памяти автора (Шёнберга).
Кантата впервые была представлена в 1948 году в исполнении Гражданского симфонического оркестра Альбукерка под руководством Курта Фридриха. Дирижер писал Шёнбергу о том, как публика реагировала на это произведение: "Представление имело огромный успех. Тысячный зрительный зал был потрясен, нам рукоплескали до тех пор, пока мы не повторили представление. Премьера состоялась в небольшом железнодорожном городке." Признание американских зрителей кантата получила в апреле 1950 года, когда ее, наконец, поставили на сцене Нью-Йоркской филармонии в исполнении оркестра под управлением греческого дирижёра и композитора Димитриса Митропулоса. В этом исполнении опера вошла в музыкальную историю Филармонии. По сообщениям американского журнала "Музыкальная Америка": "Зрители приветствовали постановку бурными овациями и в антракте не хотели отпускать исполнителей со сцены до тех пор, пока дирижёр не повторил представление, создав тем самым прецедент".