Румковский Хаим
Песня "Румковский Хаим" была хорошо известна многим уцелевшим в Лодзинском гетто. Автор текста Янкеле Гершкович.
В трех первых куплетах песни говорится последовательно о трех Хаимах: Хаиме Румковском, Хаиме Вейцмане, сионистском лидере, и Хаиме-гробере (толстяке), владельце похоронного бюро в гетто. Прозвище последнего – игра слов, намекающая как на его физические особенности (grober на идиш означает "толстый"), так и на его профессию (grabber на немецком – "могильщик"). Настоящее имя Хаима-гробера было Хаим Перзерковский. Он пережил войну и умер вскоре после ее окончания в Лодзи в 1945 г.
В двух заключительных куплетах с сарказмом восхваляется Румковский. Это можно рассматривать как своего рода дань "королю", чтобы он не прогневался и не арестовал певца. Эти куплеты могли быть сымпровизированы, когда певец увидел Румковского на улице, вероятно, они были созданы позже, чем первые три куплета.
На протяжении всей песни подчеркивается контраст между "ним" – начальником, и "нами" – обитателями гетто. Имя Хаим буквально означает "жизнь", но песня, созданная в гетто, имеет и другие важные особенности. В своих многослойных аллюзиях к культурному наследию евреев, библейской тематике, хасидскому фольклору, сионистскому движению, песня "Румковский Хаим" с иронией критикует его злоупотребление властью, бессмысленное причинение страданий своим собратьям и противопоставление жизни – смерть.
Мелодия песни "Румковский Хаим" способствовала ее популярности в гетто и, вероятно, была заимствованной. Это характерно для еврейского песенного фольклора с его речитативами, напоминающими канторское пение, возможно ставшего для нее прототипом. Мелодия песни звучит в минорном ладу. В песне используется характерный ритмичный стихотворный размер текста – пятистопный ямб, мелодико-ритмическая формула с универсальным повтором. Такая формула, согласно некоторым ученым, характерна для еврейских народных песен.
"Благозвучная" мелодия с иронической канторской орнаментикой содержит глубинный подтекст, отражающий ежедневные страдания и горе в гетто. Сочетание текста и мелодии стало причиной сохранения песни в памяти тех, кто выжил и пел ее Гиле Флам или упоминал об этой песне в своих мемуарах.