Тот факт, что название "Терезинштадт" (Терезин) практически тождественно понятию "музыка Холокоста", объясняется тем, что качество и насыщенность музыкальной жизни в этом гетто представляет собой особый случай в системе нацистских лагерей. Среди заключенных Терезинштадта были многочисленные еврейские артисты и интеллектуалы, поскольку нацисты рассматривали этот объект как "гетто стариков" и "показательный лагерь". Кроме того, после кратковременного запрета в первые дни существования гетто, руководство Терезинштадта официально разрешило заключенным сохранять в собственности музыкальные инструменты. Таким образом, в лагере стал возможным широкий спектр музыкальных и других культурных и художественных мероприятий. Понятно, что нацисты дали это разрешение в целях пропаганды, но оно создало необходимые условия для уникальных культурных и творческих инициатив сообщества заключенных Терезинштадта.
Музыкальная жизнь Терезинштадта
Рассказывая о разнообразии местной культурной жизни, бывшая узница гетто Рут Клюгер отмечала, что "в Терезинштадте культуру высоко ценили". В этом провинциальном городке, преобразованном в гетто, развитие музыкальной жизни происходило на уровне большого города. Здесь существовали многочисленные песенные коллективы, кабаре, оркестры классической и популярной музыки, здесь работали музыкальные критики, работали музыкальные образовательные организации. В Терезинштадте была создана "Студия современной музыки" под управлением Виктора Ульмана, можно было услышать симфонические и камерные произведения Моцарта, Бетховена, Брамса, Яначека или Сука, а также оратории, религиозные и национальные песни и такие оперы как "Кармен", "Тоска" или "Проданная невеста". Редкие минуты досуга заключенные гетто могли провести в открывшейся 8 декабря 1942 года кофейне, слушая популярную музыку и свинг. Кроме того, в Терезинштадте были созданы и исполнены впервые музыкальные произведения самых разнообразных стилей. Зачастую музыка и стихи, рожденные в стенах гетто, противоречили существующей реальности. Перед композиторами гетто открывался широкий простор для выбора потенциальных исполнителей своих произведений. Такая ситуация стала возможной благодаря тому, что заключенные артисты прилагали усилия для сохранения своей музыкальной индивидуальности и продолжали в Терезинштадте свою привычную деятельность. Многие известные артисты, оказавшиеся в числе узников, были освобождены от тяжелого физического труда как сотрудники "Отдела досуга" (Freizeitgestaltung) гетто. Благодаря этим "привелегированным" должностям, артисты гетто могли получить некоторые преимущества (жилье получше, дополнительный паек); вплоть до осени 1944 года они были даже в некоторой степени защищены от депортации в Освенцим. Но музыкальная жизнь в Терезинштадте определялась не только профессионалами, любители тоже внесли свой весомый вклад.
Культурная жизнь Терезинштадта резко контрастировала с ежедневной борьбой за выживание. Но, поскольку культурная деятельность узников была полезна для нацистской пропаганды, эсесовское руководство Терезинштадта не только допускало ее, но и поощряло. В декабре 1943 года вышел приказ о проведении так называемого "благоустройства города" (нем. Stadtverschönerung), для того, чтобы гетто можно было демонстрировать мировой общественности как образцовый пример еврейского поселения. Этот отвлекающий маневр потребовал много времени и сил и летом 1944 года увенчался успехом. Комиссия Красного Креста, которая посетила Терезинштадт, увидела "Потемкинские деревни". Узники исполнили для гостей "Реквием" Верди и детскую оперу "Брундибар" (Brundibár) Kрасы. Члены комиссии услышали даже запрещенную джазовую музыку в исполнении "Гетто-свингеров".
В августе-сентябре 1944 года в гетто с теми же пропагандиситскими целями Курт Геррон снял фильм "Терезинштадт. Документальный фильм из еврейского поселения" (Theresienstadt. Ein Dokumentarfilm aus dem jüdischen Siedlungsgebiet) (этот фильм известер также под сатирическим названием "Фюрер дарит евреям город"). Тем не менее, в период с 28 сентября по 28 октября 1944 года около 18 400 человек были депортированы в Освенцим так называемым ликвидационным транспортом. Среди них были и композиторы Павел Хаас, Ганс Краса, Гидеон Кляйн и Виктор Ульман. Позднее ради той же самой пропаганды культурная жизнь была вновь восстановлена с помощью оставшихся и вновь прибывших в Терезинштадт узников.
Некоторые артисты также стали жертвами созданного образа "показательного гетто" и посвятили себя исключительно к вопросам музыкальной эстетики. Отдельный мир, созданный ими с помощью искусства, мешал им осознавать свою роль инструментов пропаганды. Как подчеркнул джазовый музыкант Эрик Фогель:
Мы, музыканты, не думали, что наши угнетатели рассматривали нас только как инструмент в своих руках. Мы были одержимы музыкой и были счастливы, что могли играть наш любимый джаз. Мы удовлетворились миром мечты, который нацисты создали для своей пропаганды.
Тем не менее, культурная жизнь Терезинштадта была не только средством пропаганды, а художники не занимались "творчеством ради творчества". Выступления музыкантов в домах престарелых и хосписах, наставничество над вновь прибывавшими в гетто артистами, и особенно постановка оперы "Брундибар", отражали не только солидарность музыкантов с остальными узниками, но и воспитательную и культурно-политическую миссию музыки в Терезинштадте. Просто отказываясь принимать текущую ситуацию, музыканты, тем самым, подавали знак другим. Музыка становилась средством сохранения личности не только как музыканта, но и слушателя. Музыка одновременно помогала выживать и выражала надежду на лучший мир. Интерес к музыке в гетто проявлялся в постоянном повторении выступлений. Экстремальные условия жизни и реальная близость смерти помогали через интерес к музыке подчеркнуть метафизическое содержание искусства.
И все же, несмотря на музыкальное разнообразие, Терезинштадт не был оазисом еврейской культуры. Здесь было легче, чем в других лагерях, разыскать бумагу, ноты и инструменты или организовать репетиции или выступления, потому что музыкальная деятельность была официально разрешена, но существовали свои ограничения даже в этом "показательном гетто". Подобно другим заключенным, музыканты Терезинштадта страдали от голода, эпидемий болезней, им тоже грозила депортация. Кроме того, некоторые организационные ограничения мешали многим узникам участвовать в артистических представлениях, тогда как другие были просто не в состоянии это делать.
Внешние условия
В этом контексте интересна оценка Мирослава Карны, историка и одного из уцелевших узников Терезинштадта. Он писал, что воздействие культурной жизни "на внутреннюю жизнь лагеря носило минимальный и только временный характер". Терезинштадт использовался не только в политических и пропагандистских целях, он был также местом сбора еврейских заключенных, где около 33500 человек умерли от голода, болезней, физического и психического истощения. В дальнейшем Терезинштадт стал транзитным пунктом на пути в нацистские лагеря смерти, в первую очередь в Биркенау, где погибли около 84000 мужчин, женщин и детей, бывших узников Терезинштадта.
Это должно подчеркнуть опасность восприятия музыки, созданной и прозвучавшей в гетто Терезинштадт как символа гуманизма в нечеловеческих условиях. По мнению историка Вольфгангу Бенцу существует устойчивый "миф о Терезинштадте", который возник благодаря множеству послевоенных момориальных концертов и выступлений "Музыка Терезинштадта". Этот миф представляет опасность "беллетризации исторического места" и беллетризации значимых условий существования узников Терезина. По этой же причине не стоит забывать, что изначально, благодаря своему особому назначению и истории, Терезинштадт отличался от других нацистских лагерей и гетто более благоприятными условиями для культурной деятельности.
Отряд чешской полиции (около 100 человек) выполнял функции внешней охраны. В отличие от эсесовцев, большинство чешских полицейских вели себя достойно по отношению к узникам. Иногда обитатели Терезинштадта могли даже связаться с Прагой, чтобы получить, например, ноты. Внутренняя жизнь гетто контролировалась "полицией гетто", состоявшей из евреев. Благодаря такому подходу, СС не слишком активно вмешивалась в ежедневную жизнь Терезина. Узники этого гетто имели гораздо больше возможностей для музицирования, чем другие нацистские заключенные, так что у них было гораздо меньше поводов вести какую-либо незаконную культурную деятельность. И все же, музыка не всегда звучала в Терезинштадте на легальных условиях и без внешнего давления или ограничений.
Заключенными Терезинштадта были в подавляющем большинстве евреи или лица, классифицированные нацистами как евреи. Кроме того, хотя обычно мужчины и женщины содержались раздельно, в этом гетто узники могли относительно свободно перемещаться в пределах лагерной территории. Это давало возможность для общения и облегчало подготовку музыкальных представлений. Большая часть культурной деятельности в Терезинштадте централизованно координировалась заключенными, которые так или иначе занимались административной работой в гетто. Это были сотрудники так называемого "Отдела досуга", подразделения органа еврейского самоуправления (нем. Jüdischen Selbstverwaltung), созданного осенью 1942 года.
Наряду с другими отделами, управляющими театром, лекторием, центральной библиотекой и спортивными мероприятиями, в еврейском самоуправлении существовал и музыкальный отдел. Он, в свою очередь, делился на подотделы: "Оперная и вокальная музыка", "Инструментальная музыка", "Музыка кофеен" и "Отдел музыкальных инструментов". Это упорядочивало разрешенную музыкальную деятельность Терезинштадта. Для жителей гетто даже вывешивали афишу публичных концертов. Как вспоминала пианистка Алиса Соммер:
Так называемый Отдел досуга организовывал концерты. Каждый понедельник мы шли в бараки, и на стене висела программа на целую неделю.
Кроме того, в гетто проходили спектакли, организованные активными узниками, организациями, состоящими из целых домов, "знаменитостями" и другими разнообразными группами.
Гетто – не концентрационный лагерь
Что касается вышеупомянутых факторов, Терезинштадт похож на другие гетто нацистского режима. В первоначальном историческом смысле, гетто – это жилая область или городской район, отделенная от остальной территории и предназначенный для проживания евреев. Но гетто, созданные нацистами во время Второй Мировой Войны, отличались от исторических прототипов: это были изолированные и контролируемые зоны, предназначенные для транзитного размещения евреев на пути к месту претворения в жизнь "окончательного решения". Терезинштадт был единственным гетто на территории протектората Богемии и Моравии. Это, а также особое место Терезинштадта в лагерной системе нацистов, объясняет его отличия от других польских гетто и гетто на оккупированных и аннексированных территориях Советского Союза. Эти отличия заключаются, например, в том, что это гетто никогда не находилось под угрозой ликвидации, а также в том, что Терезин никогда ранее не был исключительно еврейским районом. Тем не менее, Терезинштадт следует классифицировать внутри системы нацистских лагерей как гетто, а не концентрационный лагерь. Терезиенштадт был основан в уже существующем городе и управлялся юденратом, подчиненным коменданту лагеря. Юденрат мог участвовать в формировании жизни гетто, в отличие от так называемого "самоуправления заключенных" (нем. Häftlingsselbstverwaltung), которые существовали в концентрационных лагерях. Деятельность "самоуправления заключенных" была ограничена лагерными бараками недавно построенных концентрационных лагерей, в его состав входили заключенные, назначенные СС.
Терезинштадт отличался от прочих гетто и лагерей своим составом, структурой, внешним видом, методом контроля, а также административными и формальными полномочиями заключенных. Несмотря на это, жизнь в Терезинштадте, как и в прочих нацистских интернационным центрах, отличалась совершенно нечеловеческими условиями: голод, эпидемии, болезни и смерть были повсюду. Медицинские и санитарно-гигиенические условия существования узников Терезина были совершенно неприемлемы. Жилые помещения были переполнены. Атмосфера Терезина была проникнута тревогой, а судьба заключенных оставалась неопределенной. Из 141 000 заключенных Терезинштадта только около 23 000 узников дожили до окончания войны.
Гвидо Факлер
Список литературы
Dutlinger, Anne Dobie (Ed.): Art, Music and Education as Strategies for Survival: Theresienstadt 1941–1945. New York 2000.
Fackler, Guido: „Des Lagers Stimme” – Musik im KZ. Alltag und Häftlingskultur in den Konzentrationslagern 1933 bis 1936. Mit einer Darstellung der weiteren Entwicklung bis 1945 und einer Biblio-/Mediographie (DIZ-Schriften, Bd. 11). Bremen: Edition Temmen, 2000, S. 449-457.
Fackler, Guido: „Musik der Shoah“ – Plädoyer für eine kritische Rezeption“. In: Eckhard John / Heidy Zimmermann (Hg.): Jüdische Musik. Fremdbilder – Eigenbilder. Köln / Weimar: Böhlau, 2004, S. 219-239.
Karas, Joža: Music in Terezín 1941–1945. New York 1985.
Kuna, Milan: Musik an der Grenze des Lebens. Musikerinnen und Musiker aus böhmischen Ländern in nationalsozialistischen Konzentrationslagern und Gefängnissen. 2. Aufl. Frankfurt a.M. 1998.
KZ Musik. Music composed in concentration camps (1933–1945). Dir. by Francesco Lotoro. Rome: Musikstrasse, starting 2006 with 4 CDs (http://www.musikstrasse.it). – This cd-collection tries to record all compositions and songs created in the different nazi camps.
Wlaschek, Rudolf M. (Hg.): Kunst und Kultur in Theresienstadt. Eine Dokumentation in Bildern. Gerlingen 2001.
„Verdrängte Musik. NS-verfolgte Komponisten und ihre Werke” – Schriftenreihe der Berliner Intitative „musica reanimata. Förderverein zur Wiederentdeckung NS-verfolgter Komponisten und ihrer Werke e.V.”, die außerdem das Mitteilungsblatt „mr-Mitteilungen” herausgibt (http://www.musica-reanimata.de).
Свидетельские показания
Klüger, Ruth: weiter leben. Eine Jugend. Göttingen 1993, quote on 101.
Vogel, Eric: Jazz im Konzentrationslager. In: Ritter, Franz (Hg.): Heinrich Himmler und die Liebe zum Swing. Leipzig: Reclam, 1994, 228-244, quote on 237