Убийственная вакханалия

Массовая резня в Богдановке, товарищество преступников и психологическое опосредование Холокоста

В период с 21 по 31 декабря 1941 года румынские солдаты и полицейские под немецким надзором убили более 46 000 евреев в ходе жестоких акций в Богдановке и на прилегающих берегах реки Буг.<К осени 1941 года окрестные деревни были объединены в гетто в Богдановке, а после эпидемии тифа румыны и немцы решили ликвидировать весь лагерь к концу года. Жестокость этих акций, их осуществление в течение нескольких недель и посредничество или даже празднования преступников параллели с другими массовыми расстрелами Einsatzgruppen по всему бывшему СССР.

Массовые расстрелы в СССР были предтечей последующих фаз Холокоста.^[2]  Систематизация убийств от вербовки местных жителей, видимых убийств "средь бела дня" до намеренного посредничества и укрепления морального духа преступников продолжалась и в лагерной структуре.Эйнзацгруппы отмечали дни убийств вакхическими пирами, выпивкой и песнями, а не сидели в стоическом молчании, шокированные и ужасающиеся своим геноцидом.[3] Музыкальный садизм, применявшийся на протяжении Холокоста, не заключался в принуждении евреев петь немецкую музыку, а пародировал религиозный иудаизм, часто смешивал еврейство с коммунизмом и почти всегда применялся в отношении еврейских мужчин.

Массовое убийство евреев в Богдановке было одним из самых страшных во время Холокоста, но остается в значительной степени не отмеченным памятником по сравнению с другими местами в Украине, такими как Бабий Яр. <Отчасти это объясняется неоднозначным отношением к совершению преступления, а также наличием слоев ответственности и послевоенного расплаты в приграничных районах Приднестровья между украинским, румынским и молдавским населением. Внимательное прочтение скудных свидетельств показывает влияние звука на усиление ужаса и неорганизованного хаоса нацистского геноцида в СССР. Резня началась 21 декабря 1941 года после эпидемии сыпного тифа. Сначала уничтожались больные и немощные, людей загоняли в переполненные конюшни для лошадей и свиней. Песни гетто из Приднестровья рассказывают о разрушительных последствиях тифа в сатирических стихах с точки зрения воши или в трагических колыбельных.

Оставшиеся 43 000 евреев были уничтожены в лесу рядом с лагерем и на берегах реки. Люди замерзали, подвергались насилию и покрывались кровью в течение нескольких часов или дней в морозную погоду, ожидая своей казни.  Как только они оказывались на месте, их заставляли встать на колени на краю оврага и расстреливали группами по 300-400 человек разрывными пулями. Как и преступления Холокоста пародийно и садистски усиливались в дни еврейских праздников, и наоборот, преступники делали перерывы на Рождество и Новый год, как мы видим в случае с Богдановкой, где преступники сделали перерыв с 24^th по 28^th декабря, но все равно оставляли свои жертвы на улице, чтобы построить дамбу и остановить кровь от попадания в реку Буг.^[6] Эстер Г. подробно описывает абсолютный хаос на месте событий, с частично ранеными людьми, безудержным мародерством, с дезориентацией и страхом, усиленными звуком:

"Когда мы подошли ближе, я не увидела тела моей мамы и закричала "Где моя мама?". Мне ответили, чтобы я молчала, иначе меня убьют. Вокруг лежало много других тел. Пораженный страхом, я начал искать ее тело. Офицер забрал золото и все деньги и увел нас. Оказалось, что колонны людей, направлявшиеся к большой яме, должны были обходить парк, так как он находился с другой стороны, а там их ждали офицеры и устраивали облавы на оставленные там тела в поисках золота и денег."^[7]

Еще одна выжившая дала аналогичные показания "Яхад ин Унум" об ужасе матерей, убитых вместе с детьми:

"Мы не могли этого видеть, но могли слышать крики. Потому что они расстреливали только взрослых, а детей бросали в горящую солому еще живыми. Эти крики были ужасны (YIU/2462U)."

Даже когда евреи возвращались в свои дома, в течение этих двух недель их терроризировали, жестоко избивая и подвергая сексуальному насилию. Когда Эстер Г. нашла свою мать, она вспоминала: "Я услышала, как мама зовет меня с той стороны, и вздрогнула: женщины вышли на лестницу. Я увидела маму с бинтами, которая звала меня, и прибывших полицейских, которые били ее. Мама звала на помощь, а женщины рядом со мной держали меня за руку и говорили, чтобы я оставалась на месте, чтобы меня не убили". Она также рассказала о нападении и последующем жестоком убийстве своей подруги Пины: "Полицейские вошли в комнату и кричали, чтобы мы проснулись. Мы прикрывались, чтобы они нас не увидели. Они выбирали самую красивую девушку и выводили ее на улицу. Моя мама, должно быть, знала, что делает, когда обрезала мне волосы и накрыла их тканью, чтобы не привлекать внимания. Это было жестоко". К концу дня 31 декабря все оставшиеся в городе евреи были убиты, и небольшой группе из 200 выживших было поручено сжечь оставшиеся тела на огромных кострах в феврале-марте 1942 года.

Преступники в Богдановке стали более вялыми и менее неистовыми после рождественских каникул.  Местный житель вспоминал, как для стрелков, как украинских, так и румынских, готовили евреи, и как они постоянно пили водку, "они были пьяны, когда стреляли"."^[8] Свидетельства из немецких архивов также показывают, что преступники использовали музыку в качестве развлечения, играли на губной гармошке и реквизировали граммофон для воспроизведения немецких песен.^[9] Использование музыки не было призвано перекрыть звуки стрельбы, как во время операции "Праздник урожая", а скорее для развлечения преступников наряду с алкоголем, едой и грабежами, создавая карнавальную атмосферу.^[10] Огромное количество награбленного, включая кольца, золото, даже продукты питания, снятые с убитых жертв на начальных этапах погрома, отдавались в качестве приятных подарков и использовались для празднования Нового года жандармами и их соотечественниками.^[11] Даже евреи, которым было поручено сжигать пепел, находили золото и продавали его украинскому населению за хлеб. После войны дети часто возвращались к яме, чтобы поискать золото в овраге.^[12]